Они давно стали опричниками.
Это их предки в 16-м веке с собачьими головами, притороченными у седел, забивали палками на смерть неугодных царю Грозному, громили боярский заговор, пытали в застенках, топили в реках, карали изменников, забирали имущество, грабили и убивали.
А потом рубили, вешали, сажали на кол и варили в кипятке уже друг друга.

Это их предки в 37-мом году с пламенным сердцем и оловянными глазами во славу любимого вождя Сталина мучили в тюрьмах тысячи оговоренных людей, выбивали зубы и ломали ребра, забивали сапогами, заставляя подписывать лживые признания. Это они расстреливали невиновных, а потом и друг друга.
А выжившие спокойно доживали свои сытые годы персональными пенсионерами союзных значений, и не было в них ни сожаления, ни стыда за смерти, а одна только жалость, что не всех успели вывести на чистую воду и добить.

Прикармливать их бутербродами бесполезно.
Они с удовольствием сожрут бутерброд с вашей руки, а позже с таким же плотским удовольствием сломают эту руку отработанным ударом своей дубинки.
Это один из них, руководствуясь, наверное, уставом и пониманием офицерской чести, сначала бил дубинкой лежащего человека, долго и умело, как мясник рубит свиную тушу, а потом показал митингующим средний палец руки в неприличном жесте.

Это один из них, следуя, наверное, законами, которым он должен служить, бросал в толпу гранату, а потом показательно делал возвратно-поступательные движения в области своего паха, надрачивая свой воображаемый хер.

Это они, понимая по своему, наверное, конституцию, кидали в протестующих «коктейли Молотова» и не стеснялись своих незаконных действий ни перед людьми, ни перед миром, наблюдающим за происходящим через объективы журналистских камер.

Власть уже связала опричников кровью – и кровью своих товарищей, и кровью своих врагов.
Власть уже купила опричников – и квартирами в столице, и деньгами резервного фонда, и материальной помощью.
Опричники уже почувствовали свою силу и безнаказанность, свою нужность власти, свою необходимость.

Они уже перестали стесняться вести себя незаконно. Незаконность их действий пропорциональна их неуважению к людям, одно растет вместе с другим, как раковая опухоль под солнечным ультрафиолетом.
Они могут позволить себе разбить телевизионную камеру журналисту центрального канала страны, работающему в прямом эфире, и остаться безнаказанными.
Они уже многое могут себе позволить.
Они уже в предвкушении скорого наслаждения победой, когда в черной одежде опричника, с номерной собачьей головой у седла, они зайдут в любой дом, любой офис, любой магазин, и спросят, наставив на человека прицел своих равнодушных оловянных глаз:
- Где моя доля, сука?!
Это их предки в 16-м веке с собачьими головами, притороченными у седел, забивали палками на смерть неугодных царю Грозному, громили боярский заговор, пытали в застенках, топили в реках, карали изменников, забирали имущество, грабили и убивали.
А потом рубили, вешали, сажали на кол и варили в кипятке уже друг друга.

Это их предки в 37-мом году с пламенным сердцем и оловянными глазами во славу любимого вождя Сталина мучили в тюрьмах тысячи оговоренных людей, выбивали зубы и ломали ребра, забивали сапогами, заставляя подписывать лживые признания. Это они расстреливали невиновных, а потом и друг друга.
А выжившие спокойно доживали свои сытые годы персональными пенсионерами союзных значений, и не было в них ни сожаления, ни стыда за смерти, а одна только жалость, что не всех успели вывести на чистую воду и добить.

Прикармливать их бутербродами бесполезно.
Они с удовольствием сожрут бутерброд с вашей руки, а позже с таким же плотским удовольствием сломают эту руку отработанным ударом своей дубинки.
Это один из них, руководствуясь, наверное, уставом и пониманием офицерской чести, сначала бил дубинкой лежащего человека, долго и умело, как мясник рубит свиную тушу, а потом показал митингующим средний палец руки в неприличном жесте.

Это один из них, следуя, наверное, законами, которым он должен служить, бросал в толпу гранату, а потом показательно делал возвратно-поступательные движения в области своего паха, надрачивая свой воображаемый хер.

Это они, понимая по своему, наверное, конституцию, кидали в протестующих «коктейли Молотова» и не стеснялись своих незаконных действий ни перед людьми, ни перед миром, наблюдающим за происходящим через объективы журналистских камер.

Власть уже связала опричников кровью – и кровью своих товарищей, и кровью своих врагов.
Власть уже купила опричников – и квартирами в столице, и деньгами резервного фонда, и материальной помощью.
Опричники уже почувствовали свою силу и безнаказанность, свою нужность власти, свою необходимость.

Они уже перестали стесняться вести себя незаконно. Незаконность их действий пропорциональна их неуважению к людям, одно растет вместе с другим, как раковая опухоль под солнечным ультрафиолетом.
Они могут позволить себе разбить телевизионную камеру журналисту центрального канала страны, работающему в прямом эфире, и остаться безнаказанными.
Они уже многое могут себе позволить.
Они уже в предвкушении скорого наслаждения победой, когда в черной одежде опричника, с номерной собачьей головой у седла, они зайдут в любой дом, любой офис, любой магазин, и спросят, наставив на человека прицел своих равнодушных оловянных глаз:
- Где моя доля, сука?!
Community Info